— Нет. Мы будем ждать тебя, — упрямо тряхнула головой Мета.
Достав ложку, она принялась за еду, Гриф взял второй пакет, а Язон встал у входа на страже.
— Спрячьте пакеты в сейф, потом закопаем их.
— Не беспокойся за нас, Язон. Мы сумеем за себя постоять, — вернулась к прерванному разговору Мета.
— Да, — поддержал ее Гриф. — Эта планета гораздо мягче Пирра. Только еда плохая.
Язон с нежностью посмотрел на этих двоих — избитых, но не побежденных. Он открыл было рот, но промолчал — ему, действительно, нечего было сказать.
Сложив в кожаную сумку припасы, которые могли понадобиться в пути, он достал миниатюрный передатчик и опустил его в полую рукоять боевого топора. Этот топор да еще короткий меч составляли все его вооружение. Хотя Язон и пытался освоить лук, но у него ничего не получилось.
Подъехав к месту сбора, он увидел, что собралось человек пятьдесят. Ни у кого не было с собой запасов продовольствия, видно, они не рассчитывали на долгое путешествие. Перехватив несколько враждебных взглядов, Язон понял, что он здесь единственный чужак; остальные были либо военачальники высокого ранга, либо ближайшими союзниками Темучина и членами его клана.
— Я тоже умею хранить тайну, — с заговорщицким видом шепнул Язон хмурому Аханку, но в ответ получил порцию проклятий.
Вскоре появился вождь, и отряд выступил в поход. Переход оказался трудным, и Язон порадовался, что предшествующие недели провел в седле. Вначале они двигались к подножию какого-то холма, строго на запад, но как только лагерь скрылся из глаз, и стало ясно, что их никто не видит, Темучин повернул отряд на юг и приказал ехать быстрее.
К дороге с обеих сторон подступили горы. Экспедиция двигалась от одного ущелья к другому, забираясь все выше и выше. Язон замотал рот меховой шкурой, чтобы спастись от холодного разрывающего горло воздуха, но остальных это, казалось, не беспокоило.
На заходе солнца они наскоро перекусили холодным мясом и продолжили путь. Язон про себя одобрил такую поспешность: он во время остановки чуть не примерз к земле. Теперь они ехали вереницей — такой узкой стала дорога. Время от времени Язон, как и многие другие, слезал с седла и вел моропа в поводу, чтобы хоть немного согреться. Холодный свет звездного неба освещал путь.
На одном из перевалов, посмотрев вправо, Язон увидел вдали между скал серое море. Море! Не может быть! Они же в глубине материка… И слишком высоко… Но тут он понял: это, действительно, было море… море облаков. Язон, как зачарованный, смотрел на облака, пока поворот тропы не скрыл их из вида. Дорога круто пошла вниз, и он догадался, что где-то впереди конец плоскогорья.
Здесь — у края пересекающего весь континент обрыва — кончалась территория кочевников. Вниз уходила отвесная стена, высотой около десяти километров. Здесь менялся климат: теплые ветры с юга встречались с преградой и, подымаясь вверх, собирались в облака, которые затем обрушивали на низину проливные дожди. «Интересно, — подумал Язон, — видно ли солнце под этим постоянным облачным покрывалом.» Белеющий тут и там снег свидетельствовал о том, что северные ветры изредка пробиваются сквозь преграду.
Тропа проходила через узкий перевал, и Язон увидел небольшое каменное строение, около которого стояли воины и ждали, пока проедет отряд. Путешествие явно приближалось к концу. Вскоре они остановились, и Язону приказали явиться к Темучину. Он поспешил в голову процессии.
Темучин дожевывал сушеное мясо, и Язону пришлось ждать, пока вождь промочит горло полузамерзшим ачадом. Небо на востоке побледнело, и, согласно определению кочевников, наступил рассвет — момент, когда можно отличить белую козью шерсть от черной.
— Поведешь моего моропа, — приказал Темучин, закончив трапезу.
Язон ухватил усталое животное за узду и потащил его следом за вождем. Тропа, дважды резко свернув, оборвалась у широкой площадки, дальний край которой кончался обрывом. Темучин подошел туда и глянул вниз на белую массу облаков. Внимание Язона привлекли ржавые механизмы у края пропасти.
Очень внушительно выглядела массивная А-образная рама метров восьми в длину. Вершина ее нависала над пропастью, а опоры уходили глубоко в скалу. Раму укреплял поперечный брус и подпорки, шедшие из скалы под углом в 45°. Судя по всему, сооружение выковали вручную, хотя в это трудно было поверить. Всю конструкцию покрывал толстый слой ржавчины, но местами виднелись следы смазки. С блока на конце рамы свисала толстая черная веревка, которая исчезала в пропасти.
Заинтересованный, Язон подошел поближе и принялся изучать механизм лебедки, размещенный над рамой. Механизм этот оказался довольно любопытным образчиком достижений местной инженерной мысли. Черная веревка наматывалась на большой вращающийся барабан, сидящий на железной оси толщиной с руку. Связанный со скалой четырьмя массивными кронштейнами, барабан, благодаря тому, что все давление передавалось на скалу, мог выдерживать огромную нагрузку. Он соединялся с большим зубчатым колесом, около полутора метров в диаметре, а то, в свою очередь, сцеплялось с шестеренкой поменьше, которую можно было крутить при помощи длинной деревянной рукояти.
Чтобы сообразить, для чего предназначено это сооружение, не требовалось быть Архимедом или Ньютоном. Язону оставалось только восхититься строителями подъемника. Повернувшись к Темучину, он спросил:
— Это машина для спуска вниз?
— Да, — ответил тот после короткого молчания. — И нам придется ее испробовать, другого способа попасть туда нет. Эту штуку построили люди из племени Горностаев. Они клянутся, что часто пользовались ею и рассказывают множество сказок о жизни внизу. Я не поверил бы ни единому их слову, но у них есть порох и дерево… Они будут управлять машиной, и, если что-нибудь случится, их убьют.
— Нам это не поможет… если и вправду что-нибудь случится.
— Человек рождается, чтобы умереть, — наставительно сказал Темучин. — А жизнь — это всего лишь ежедневная отсрочка неизбежного.
От неожиданности Язон даже не нашел, что ответить: он никак не ожидал услышать из уст вождя столь философское высказывание.
Послышались крики — это воины гнали с холма к лебедке несколько десятков мужчин и женщин.
— Начинайте работать, — приказал Темучин, и воины мигом окружили лебедку. — Не спускайте с них глаз, и, если что-нибудь будет не так, — убейте их!
Приободренные таким образом, Горностаи приступили к работе. Хорошо зная, что надо делать, они действовали быстро и слаженно: одни вертели ручку, другие регулировали предохранители, а кто-то даже добрался до висящего над пропастью блока, чтобы смазать его.
— Я пойду первым, — сказал Темучин, надевая кожаную упряжку, закрепленную на конце черной веревки.
— Надеюсь, веревка окажется достаточно длинной, — легкомысленно заметил Язон, но встретившись взглядом с Темучином, тут же пожалел о сказанном — вождь не любил шуток.
— Когда я спущусь, отправляй вниз моего моропа. Проследи, чтобы ему завязали глаза, иначе он взбесится. Потом спустишься сам, потом спустят твоего моропа и так далее, — объяснял вождь. — Аханк! Животных приводить к обрыву по одному, чтобы другие моропы не видели, что с ними делают. Понял?
Аханк отсалютовал.
Пленники из клана Горностаев по команде принялись вращать колесо, помогая себе криками. Когда, после нескольких оборотов, Темучин поднялся в воздух, барабан переключили на обратный ход, и вождь стал медленно опускаться вниз, покачиваясь на конце веревки. Подойдя к обрыву, Язон некоторое время наблюдал, как его фигура постепенно уменьшается и пропадает из виду.
Спуск продолжался очень долго. Через каждый сто метров вращение барабана замедлялось, потому что через шкив проходило место стыка двух кусков веревки, а затем скорость опять возрастала. Люди у лебедки непрерывно менялись, и работа не прекращалась ни на минуту.
— Из чего сделана эта веревка? — спросил Язон у седовласого старика, командовавшего Горностаями.